Крысолов - Страница 48

— Кому надо? — уточнил Стас.

— Не умничай, — буркнул толстяк.

— Нам надо! — сказал Дмитрич. — Фирме. Народу. России. А такие, как ты, только о своей заднице и думают! А родина вам по фигу… Так что все правильно. С такими, как ты, только так и надо. Правильно, майор?

Толстяк сморщился, жуя блинчик, и ничего не ответил. А когда прожевал, поглядел на Стаса.

— Ладно, Крысолов… — Толстяк хлопнул Стаса по плечу. Да так и оставил на плече руку этак по-дружески. — Сам же все понимаешь… Будь мужиком, научись принимать жизнь такой, какая она есть. Ну, не повезло… Мы-то не виноваты, правда? Судьба у тебя такая, значит.

Стас дернул плечом, сбросив руку майора.,

— Нет, он точно брезгует, — сказал Дмитрич.

— Да, — нахмурился толстяк. — С ним, сукой, по-человечески, а он морду воротит. Все права качает…

Дмитрич продекламировал:

– “А не испить ли нам кофею, графиня?” — “Отнюдь, граф”, — ответствовала графиня. “Брезгуешь, падла”, — сказал граф”.

— И имел графиню четыре раза! — довершил толстяк хором с Дмитричем. Поглядел на Стаса:

— Ну чего, Крысолов? Я вижу, наелся уже, раз умничать начал? Последняя просьба невинно осужденного исполнена, мученик ты наш? Можем ехать?

Стас кисло усмехнулся, гоняя вилкой остатки морковки и не поднимая глаз. Не о том думаешь, служивый… Впрочем…

Как ты сказал? Судьба, значит, такая? Может, ты и прав…

Ну, судьба так судьба.

Стас опять поерзал в кресле. Еще немного отодвинув его от стены. Опять задумчиво простучал ногтями по подлокотнику простенький ритм.

— Ну все, что ли? — спросил Дмитрич. — Идем, майор? Давай сгребем это. — Он кивнул на стол. — В машине доешь. Ну, поехали! Посмотри, и так времени уже сколько! Целый день тут торчим!

— Ну чего сидишь? — Толстяк покосился на Стаса. — Наелся? Все? Давай топай на выход.

— Почти все, — сказал Стас. Кивнул на Серого. — Шимпанзе. Его надо в туалет сводить.

Стас привстал, но толстяк махнул рукой: стоп, не стоит пока подниматься с кресла.

— По очереди. Сначала шимпанзе, потом ты. — Кивнул Дмитричу на Серого, взял со стола пистолет. — Займись мартышкой, капитан, а я этого посторожу.

Стас пожал плечами — словно ему совершенно безразлично, кто поведет Серого в уборную.

Главное, не выдать ожидания. Весь расчет и был на то, что они напрягутся. Напрягутся и не дадут сходить в уборную вместе с Серым. Решат сделать это сами. И, значит, разделятся.

— Эй, мартышка! Пошли! — Дмитрич схватил Серого за лапу и потащил в ванную.

Серый кинул мрачный взгляд на Стаса, но послушно засеменил за Дмитричем.

Стас с задумчивым видом опять начал барабанить ногтями, но бросил ритм, не выстучав его до конца.

Прислушался. Показалось? Или…

Сзади, внизу за креслом, опять тихо прошуршало. Наконец-то!

Теперь там, между обивкой кресла и дощатой стеной дома, шуршало тихо, но постоянно. Там, в углу за креслом, стена была не цельная. Пара досок снаружи и обделочные дощечки вагонки изнутри остались на своих местах, но держались на соплях, чисто символически.

Чуть ткни, и откроется проход. Маленький, но кое-кому хватает.

Это усовершенствование было сделано в первый же день, сразу, как только снял домик на две недели. Тогда же и кресло переместилось в этот угол, чтобы доски не выпали сами. Мало ли, зайдет днем горничная прибраться и увидит… Вопросы начнутся, внимание, Серого заметят…

Сделано это было на всякий случай. Надейся на лучшее, но готовься к худшему. И вот поди ж ты, пригодилось… То ли ты стал слишком хорошо думать о мироздании и ждать от него слишком хорошего, то ли мироздание стало думать о тебе слишком плохо и решило избавиться от тебя…

Стас медленно, будто в задумчивости встал и подошел к окну.

Толстяк в кресле возле стола напрягся. На всякий случай проводил Стаса дулом пистолета. Но когда Стас остановился возле окна, расслабился.

Ну-ну…

Стас прижался к стеклу, чтобы не мешал свет из комнаты. Кажется, в темноте напротив что-то дернулось. Там, где был еще один домик. Внутри свет не горел, но нежно-голубой фонарик освещал дорожку между домиками, тускло освещал и все вокруг. И там, в окне домика напротив, что-то дернулось. Занавеска?

Там приоткрыта фрамуга, и просто был порыв ветра?

Или кто-то смотрит?

— Что, крыс высматриваешь? — Толстяк с ухмылкой следил за Стасом.

Крыс… Да нет, какие уж тут крысы. Тут похуже твари водятся. Старушка какая-нибудь, которую хлебом не корми, дай в чужие окна поглазеть… Стас медленно, будто бы не отдавая себе отчета, что делает, развел руки, взялся за края штор.

— Это ты там, в вашем Пригороде, Крысолов, — сказал толстяк. — Это там с тобой цацкаться будут. А тут ты никто.

— А ты? — спросил Стас, уже не скрывая чувств. Видно, чувств было много. Толстяк аж крякнул, как от тычка в живот. И тоже перестал сдерживаться:

— Ну все, надоел! Пошел на выход, урод! Толстяк завозился, поднимаясь.

Не поворачиваясь от окна, Стас тихо, но резко бросил:

— Бой!

— Чего?.. — нахмурился толстяк.

В освещенном изнутри окне, как в зеркале, к нему метнулись две серые тени.

Стас рванул шторы, закрывая окно, бросился назад. Только бы не успел выстрелить!

Толстяк, почти встав с кресла, захрипел. Выгнулся, как от удара тока. На его шее, вцепившись под подбородком, повис Рыжик. Белоснежка рвала запястье правой руки, не давая нажать на курок.

На второй руке, блокируя и ее на всякий случай, повис Лобастый. Чтобы Рыжик и Белоснежка лишний раз не дергались.