И если бы только это. Гулять между полями форм без тачпэда, с одними клавишами управления непривычно. Пока сообразишь, что надо нажать, чтобы перегнать выделение вон оттуда вон туда… А ведь надо еще Лобастому скомандовать, на какие клавиши жать, и не ошибиться. Потому что пока он выполняет команду, экрана не видно.
Все медленно, чертовски медленно…
— Конт и таб! Конт и таб! На экран!
Кажется, прошло уже куда больше десяти минут. Бавори, наверно, уже идет сюда… Надо бы проверить. Метнуться к окну и проверить.
Но что толку, если не успеешь сделать то, что сделать необходимо?
Придет раньше, значит, придет раньше…
А может быть, повезет. Совсем чуть-чуть осталось…
— Таб! Таб! Таб! Длинная! Таб! Таб! Большая!
На экране планшетки рванулись клавиши чужой клавиатуры — здоровые, словно толстенные тома энциклопедии. С высоты Лобастого весь мир совсем другой. Лапки замолотили по клавишам, по табуляции, по пробелу, по табуляции, по вводу…
— Экран!
Быстрее, быстрее!
Почти сделали все, что нужно… Только бы не сейчас! Только бы Бавори закончила осматривать те дома не сейчас! Хотя бы еще минута…
— Альт и таб! Стрелка вниз! Еще! Еще! Еще!
За спиной пискнуло. Белоснежка, как же ты некстати…
— Большая! Экран!
Белоснежка снова пискнула. Требовательнее. Ну чего, чего тебе надо, прелесть?! Видишь же, чувствуешь же, что не до тебя сейчас, красавица…
— Конт и таб! Конт и таб! Экран!
Стас дернулся, почти подпрыгнул на стуле — по ушам ударил громкий, резкий писк. Крысиный крик во всю силу легких, высоко и самого противного для человеческого уха тембра — словно скрип гвоздем по стеклу.
Потому что этот звук и должен нервировать. “Тревога”.
— Таб! Таб! — Стас обернулся.
Белоснежка сидела на подоконнике. Подцепив передними лапами и задрав вверх планку жалюзи, засунув мордочку в щель между планками. И, не оборачиваясь, снова пискнула-крикнула, заставив сморщиться. “Тревога!”
Нет, только не это… Только не сейчас… Почти успели же! Почти успели! Почти!!!
Стас рванулся к окну. Выглянул в щелку — и оскалился.
Беззвучно. Иногда самого крепкого слова все равно слишком мало. Бавори со свитой снова шла по краю площади. Только теперь от дома ее отделяли лишь два стойла. У которых она не задержится. Стас рванулся обратно к столу.
— Экран! Таб! Таб! Большая! Белоснежка снова запищала-заорала. Стас сморщился, но не повернулся. Притянул к губам дужку гарнитуры:
— Теперь уходите! К забору, к подкопу!
Изображение на экране опять дернулось и рванулось навстречу — Лобастый сиганул со стола.
Но смотреть уже некогда. С этой парочкой все. Доберутся, не новорожденные крысята. Теперь пора позаботиться об остальных. Например, о себе.
Стас сдернул с уха гарнитуру, запихнул планшетку в рюкзак. Закинул его на плечо и побежал к выходу из лаборатории, на ходу засовывая вторую руку в плечики рюкзака. Бежать придется быстро, и лучше, если он не будет мотаться и молотить по спине и по углам стен на поворотах.
— Белоснежка! За мной, сударыня!
Выбежал в коридор и рванул еще быстрее изо всех сил помогая себе руками. Даже не думая выставить их перед собой на всякий случай, если вдруг блокиратор не открылся.
Бесполезно.
Если блокиратор не открылся и добраться до гаража не получится, тогда разбитое в кровь лицо будет далеко не самой серьезной проблемой…
— Поднять! — шепотом скомандовал Стас.
Темноту разрезала голубоватая щель. Крысы подняли ворота гаража.
Дождь то ли прекратился совсем, то ли затих на время. И в этой тишине…
— Surround! Watch!
Часто голос и внешность не совпадают. Иногда за совершенно обворожительным бархатным голосом скрывается нечто чахоточно-востроносое с реденькими волосиками… Или вдруг холеная дамочка, ну просто вылитая гламурная фотомодель, открывает рот — и словно по барабанной перепонке напильником шкваркнули…
Но бывают и исключения. У Бавори голос был такой же рыбьи-холодный, как и внешность.
Стас подполз под воротами, встал на колени. Ухватился за ворота и прошипел:
— Наружу! Быстро…
На руки упала невыносимая тяжесть, ворота двинулись вниз — но тут, ниже, давили уже не так. Уже можно удержать. А крысам хватит и той щели, что осталась. Серые тени одна за другой метнулись из гаража. Вон и Белоснежка…
Где-то за углом дома зачавкала грязь.
А до кустов не так уж и близко. Метров двадцать, а то и тридцать. В темноте трудно понять…
Из гаража уже больше никто не бежал. Стас медленно опустил ворота — только бы не клацнули о концы направляющих! Поднялся и побежал к кустам — боком, не отрывая глаз от угла.
На площади светилось синим. Здания вокруг площади рубили этот свет на широкие синие дороги, уходящие далеко прочь… До ближайшей такой синей дороги каких-то метров пять. Тень ровная и четкая.
Вспучилась. Два маленьких бугорка. Тут же превратились в два длинных выступа, соединились перемычкой и стали тенью рогатой головы…
Стас рухнул вниз, в холодную грязь.
Из-за угла показался баскер. То ли из-за темноты, то ли из-за ядовитого синего света с площади, но казался он куда больше, чем из окон лаборатории. Может быть, и не полтонны в каждом из них, а килограммов семьсот, а то и еще побольше…
Баскер дошел до середины ворот и встал. Лениво огляделся. На ворота, на стену над гаражом, вокруг… Стрельнул глазами на угол, словно боялся, что за ним подглядывают, и опустился на четыре ноги.