Крысолов - Страница 40


К оглавлению

40

Стас отвернулся.

Стоял, кусая губы, и в голове было пусто.

Пусто-пусто.

Потом под ногами пискнуло. Роммель сидел, чуть приподнявшись на задних лапах, и выжидающе смотрел. Ждал приказов.

Стас наклонился и погладил его. Сначала по голове, потом, двумя пальцами, за ушами. Почему-то модифицированные крысы любят это больше всего.

— Майор Роммель, значит…

Крыса, жмурясь от удовольствия, согласно пискнула.

— Не могу обещать вам, майор, что после этого рейда вы станете генерал-фельдмаршалом. Но уж до полковника-то точно дослужитесь.

Стас помолчал.

— Если мы вернемся…

Часть вторая
ГЕНОДРОМ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

— А теперь смотри во все глаза, Серый.

Серый приоткрыл один глаз, мутно глянул на сереющий рассвет за окнами машины, на зеленые индикаторы приборной доски, на Стаса. И снова закрыл.

— Просыпайся, соня, просыпайся. Застегнуться не хочешь?

Четвертый день Серый щеголял в костюмчике, по виду совершенно рокерском.

Кто бы мог подумать, что в ателье у Серого проснутся какие-то совершенно блэкушные вкусы? Едва завидев кожаную куртку, расшитую молниями и нашпигованную кнопками и стальными побрякушками, он рванулся к ней и заблажил так, что пришлось заказать такую же. Только не из кожи, а из кевларина, и не стандартной раскройки, а по размерам Серого. И поскорее. Вышло довольно дорого…

Стас повозился с магнитолой — родная “нива” с привычной магнитолой осталась далеко в Старом Городе, в сотнях верст отсюда, а эта была потрепанная и довольно старая, еще тех времен, когда “нивы” были с примесью “шевроле”. Нашел нужную песенку и закольцевал ее.

Ожили динамики, разбавляя унылую серость за окном. Там плыла чахлая полоска кустов и березовых скелетиков. За ними весенние поля, грязные, мокрые и холодные.

Первый напор весны отступил, и ранним утром под ногами скрипел и ломался ледок…

Any jobber got the sack,

Monday morning, turning back,

Yellow lorry slow, nowhere to go.

But oh, that magic feeling, nowhere to go,

Oh, that magic feeling, nowhere to go…

Пять дней назад эта песенка была под настроение. Била точно в сердце, до самых печенок.

Да, все паршиво и хуже некуда — но… Выдернут из привычного ритма жизни. Из привычных “надо”, “должен” и “приходится”. Никуда не надо бежать. Никому ничем не обязан. И даже звонков на видеофон нет, ни одного, — потому что номер совершенно новый.

Пьянящее чувство свободы…

Yellow lorry slow, nowhere to go.

But oh, that magic feeling, nowhere to go,

Oh, that magic feeling, nowhere to go…

Теперь острота этого чувства чуть притупилась. Пять дней прошло. Старые привычки ушли, но свято место пусто не бывает. Новые “надо”, “должен” и “приходится” тут как тут.

Почти неделя в одном ритме, пусть и совершенно новом…

Но заводить песенку все равно надо. Теперь она — часть работы. Надолго от работы не убежишь…

Стас притормозил, вывернул почти на обочину.

— Ну что, шерстяной, проснулся? Застегнись, сейчас будет холодно.

Сегодня Серый был какой-то хмурый. Вроде уж пятый день такая история, пора бы и привыкнуть. Но нет… Надулся, словно грозовая туча. Четыре дня терпел, а теперь надоело?

Ладно, перетерпит. Сегодня в последний раз.

Стас перегнулся через Серого, вжикнул электромотором.

Через открывшееся окно в машину ворвался холодный воздух. Разомлевший в тепле и убаюканный урчанием мотора Серый мгновенно засуетился. Выпрямился в кресле, заскрипел кевларином, одергивая курточку, вжикнул молнией.

Стас сделал музыку еще громче — так, чтобы ее было хорошо слышно и вне машины, — и медленно пополз вперед. Совсем медленно, верст десять в час.

— Протирай глаза и смотри, шерстяной. Если пропустим, то придется ползать туда-обратно вдоль дороги, как вчера. Опять полдня вылетит коту под хвост.

— Ыпа, — буркнул Серый.

Но послушно уставился в окно.

* * *

Шоссе было почти пустое.

Изредка проносились тяжелые фуры, обдавая “ниву” коротким ревом и сизыми выхлопами, а потом снова пустое шоссе, орущие из динамиков битлы и придорожные кусты, от которых уже рябит в глазах…

— Ыпа-ыпа-от! От! — Серый вскочил в кресле, вытянул лапу. — Ыпа-ыпа! От! От!

Из-за березки к обочине вынырнула крыса. Не местная — эти мелкие, как хомяки, — а московская, крупнее иной кошки. Показалась на миг, привстав на задние лапы, как тушканчик, и тут же нырнула в придорожные кусты, затерялась меж голыми прутьями и грязной, подгнившей листвой, оставшейся с осени.

Стас затормозил. Приехали.

— Молодец, Серый.

— Ыва? — тут же радостно предложил Серый.

— Ыва, ыва. Только не для тебя, обжора.

Так, а что у нас с километражем? Стас прикрыл глаза, подсчитывая… Туда, сюда, минус сотня от гостиницы, от этих “Дубовых домиков”…

А что, неплохо. По графику и даже чуть лучше. Хорошо их Арни выдрессировал. За пять дней батальон прошмыгнул пятьсот двадцать верст.

Стас выключил музыку, закрыл окно. За полчаса поиска с открытым окном, чтобы музыка помогла крысам опознать машину, салон выморозило. Не только у Серого зуб на зуб не попадал…

Стас включил обогрев и вылез из машины. Обошел, открыл багажник “нивы”. Сзади заревела, приближаясь, фура. Стас чертыхнулся, захлопнул багажник.

И стал изображать сладчайшие потягуши. Словно просто вылез из машины затекшие руки-ноги размять…

Совсем некстати будет, если какой-нибудь сердобольный водитель решит притормозить, чтобы узнать, не случилось ли чего. И рассмотрит Серого. И запомнит лицо. И номер.

Нет уж… Стас подождал, пока фура уберется к чертовой матери. Когда она превратилась в серое пятно на горизонте, а басистый рев двигателей почти потерялся в шуме ветра, Стас свистнул.

40