— Ну-ка пш-шел! Живо! — Пальцы впились в бицепс, рванули вперед.
— Лейтенант…
— Ну что еще?! — крутанулся лейтенант к сержанту. — Тащите его к лифту, неужели не понятно!
— Вон… — Сержант кивнул куда-то за спину. — Зовут…
Стас обернулся.
Свита встала. Рубаков смотрел сюда. Кто-то из его помощников пытался докричаться сквозь ветер и изо всех сил помогал себе рукой, загребая воздух растопыренной пятерней.
— Ну, с-сука… — прошипел лейтенант. Пальцы на бицепсе сжались как клюв. Словно собрались выдрать кусок.
Но смотрел он уже куда-то за спину. И на лице его расплывалась вежливейшая улыбка с отчетливой примесью подобострастия.
Место опять досталось почетное — глаза в глаза с главным.
— Разочаровали вы меня, Крысолов, — сказал Рубаков. — Мне-то казалось, что мы с вами договорились. А вы…
— Я свои обещания держу, — сказал Стас.
С этакой гордой обреченностью.
Только на нее и надежда. На игру в волка-одиночку. Иначе…
Если Рубакова заболтать не получится и он отправит его обратно в головной офис до окончательного выяснения… Тоцкий тут же приберет к рукам. И теперь уж над генералом не будет висеть угроза, что Рубаков возьмет да и спросит: куда это делся наш дорогой Крысолов?
И Тоцкий этой возможностью воспользуется на сто один процент. Это уж точно. Вон он, через два кресла от Рубакова, но глаза здесь. Холодные, как никелевые монетки, буравят и буравят…
— Держите обещания? — мрачно переспросил Рубаков. — Почему же вы убежали от моих людей?
— Я ни от кого не убегал, — отчеканил Стас. — Мы договаривались, что я получу три дня на подбивку дел. Ваши люди пришли через двое суток.
— Хм… — Рубаков на миг отвел глаза. — Ну а почему вы потом не вышли на меня?
— Я вернулся, — сказал Стас.
Как можно жестче. Чтобы оскорбленная невинность и уверенность в своей правоте так и лезли изо всех щелей.
— Я пришел сюда, чтобы сделать все, что в моих силах. Но наткнулся на ваших ребят. Спросите у генерала, где я пересекся с вашими людьми.
— Я знаю, я получил его докладную записку…
У Тоцкого взлетели брови. Через миг он уже натянул на лицо прежнюю внимательно-добродушную маску верного помощника, у которого просто не может быть собственного мнения, отличного от мнения того, кто тут главный. Но все же был миг, когда его удивление вырвалось наружу. Только Рубаков сидел к нему боком и ничего этого не видел.
— Но почему вы не вышли на меня, на моих людей? — спросил Рубаков. — Если вы в самом деле хотели нам помочь, пришли бы к нам… У вас бы не было всех этих проблем.
— Были бы другие, — отрезал Стас. Обреченно, но с достоинством. Этакий непокоренный стоик. — Вместо того чтобы спокойно делать свое дело под землей, я был бы вынужден тащить на хвосте дюжину ваших людей. Это как в разведку на танке ходить.
— Ну, не стоит все же считать нас настолько недоверчивыми…
— Не знаю, не знаю. Пока я был прав. Я где-то так и оценивал степень вашего доверия. — Стас приподнял руки, скованные наручниками.
— Я думаю, этого бы не было, если бы вы пришли сами, а не попались моим людям! — раздраженно прищурился Рубаков. — И если бы вы пришли через трое суток после нашего договора, а не через две недели после истечения данного вам срока!
— Из-за того, что ваши люди пришли на сутки раньше, они спутали все мои планы, — невозмутимо отозвался Стас. — Последнее дело, которое я никак не мог отложить, затянулось.
— Что же это за дело такое, которое растянулось на две недели?
Рубаков позволил себе улыбнуться, хотя получилось это у него не очень. То, что должно было изображать ироничную, исполненную тонкого сарказма улыбку, смахивало на улыбку лубочного Буратино…
А где-то правее — два серых глаза Тоцкого. Напряженные. И едва заметное движение головой: не надо этого делать! Не смей! Не вынуждай меня на крайности!
Но Стас не обратил на это внимания.
Поздно. Тут уж пан или пропал. Полагаться на доброту Тоцкого бесполезно. Уже показал, на что способен. Или доведет гэбэшными спецсредствами до состояния растения со стеклянным взглядом и без единого собственного желания, или отдаст в лапы Бавори. И еще неизвестно, что хуже…
Нет уж! Играть так играть.
Стас не отводил взгляда от Рубакова. Глаза в глаза.
Горько усмехнулся:
— Вот видите…
— Что? — нахмурился Рубаков.
Стас покачал головой, будто подтвердились его самые худшие опасения.
— Это к вопросу о степени вашего доверия…
— Не понимаю.
Стас вздохнул. И холодно, устало, будто из чистой вежливости продолжая разговор, спросил:
— Вы знаете, что произошло под Пензой?
— Под Пензой?.. А, та подпольная ферма по разведению мутантов, с которой разбежалось зверье?
Стас еще раз горько усмехнулся. Этакий суровый волк-одиночка, которому недосуг расписывать собственные заслуги.
— Разбежалось… Два года не разбегалось, а тут вдруг само собой разбежалось…
Рубаков пару раз моргнул, хмурясь, а потом его брови медленно, но верно поползли вверх:
— Так это ваша работа?
Стас промолчал. Первый раз за весь разговор позволил себе потупиться.
Но уж сделал это старательно. И так, чтобы взгляд падал на наручники.
Только Рубаков этого взгляда на наручники не замечал. Вот ведь увалень!
Нет, хорошо, конечно, что сейчас все зависит от него, а не от Тоцкого… Но ведь как-то неловко даже! Словно у голодного щенка кость выманиваешь хитростью…
— Однако вы меня приятно удивили, Стас Викторович… — наконец пришел в себя Рубаков. — Но почему же вы не сообщили мне об этой ферме, если знали о ней?